— Это невозможно, — осторожно высказался Резник. — Объект слишком нестабилен, и к нему нежелательно подходить никому, кроме нескольких ученых, с кем он уже, как бы «знаком».
— Я не собираюсь к нему подходить, — Куров даже поморщился. — Я хочу понаблюдать за тем, как это сделает, ну, например, Романов. Это возможно?
— Да, в принципе, да, — Резник посмотрел на меня умоляюще. Я же вздрогнул от нехорошего предчувствия. Объект не любит, когда к нему бегают туда-сюда, я не хочу рисковать. Но взгляд ректора обещал мне блаженство, если я сейчас снова надену костюм и постаю рядом с объектом. Кивнув, я стянул с ноги так и не завязанный кроссовок, и забросил его в свой шкафчик. Ректор тут же начал махать руками. — Прошу, пройдите за мной в зону наблюдения, не будем мешать Петру Алексеевичу облачаться в защитный костюм.
Войти к объекту было гораздо проще, чем уйти от него. Зайдя в камеру, я встал у стены, даже не делая попыток приблизиться к начавшему разворачивать свои щупальца-протуберанцы объекту, внешне напоминающему небольшое солнце, только не настолько горячее и яркое.
— Какого его происхождение? — я услышал голос Курова через канал включенной внутренней связи.
— Я же уже сказал, мы не знаем точно. Только то, что в его составе нет ни единого элемента неземного происхождения. Исходя из этого мы сделали вывод, что он все-таки с Земли, но откуда именно... Однажды он внезапно появился посреди камеры. Просто появился без малейших посторонних действий с нашей стороны. У нас очень много теорий... — в этот момент в камере начало происходить нечто странное. Объект немного увеличился в объеме, а затем принялся стремительно сужаться прямо посредине, словно намереваясь разделиться пополам.
— О, Боже... — в голосе генерала появилась такая гамма различных чувств, что я даже не сумел выявить основную.
— Это одна из теорий, — Резник, похоже, не замечал, что творится в камере. — Какого черта происходит?! — о, а теперь заметил. — Романов! Петя! Выходи оттуда! — да я и сам вижу, что пора сваливать. В громоздком костюме двигаться было очень неудобно, но я старался из-за всех сил пошевеливаться. Как только я начал движение, объект принялся стремиться к разделению гораздо быстрее. Меня охватила паника. Я, что есть сил, поспешил к выходу из камеры, и когда уже практически достиг его, огромный красно-черный шар, который и был объектом, с негромким хлопком разделился надвое. От обеих половинок в разные стороны пошли флюктуации, видимые невооруженным взглядом, которые накрыли меня, отшвырнув к стене со страшной силой. Это последнее, что я видел, а пронзившая спину боль была последним, что я почувствовал.
***
Искореженное тело в порванном защитном костюме, бывшее совсем недавно подающим большие надежды ученым — физиком Романовым Петром Алексеевичем, бережно вынесли из камеры двое людей, облаченных в защитную одежду. Объект, который после гибели исследователя снова соединился в единое целое, неподвижно висел в стороне и не демонстрировал ни малейшей активности, но выносящие тело, все равно с опаской посматривали в его сторону, стремясь как можно быстрее уйти из камеры.
— Мне жаль вашего человека, — генерал Куров смотрел на потерянного ректора института Резника без малейшего сочувствия, — но работы с объектом должны быть продолжены. Я сообщу, что это направление весьма перспективно.
— Но... Петя...
— Это всего лишь побочные потери, Резник. Такое иногда случается, — резко оборвал его генерал. — Возьмите себя в руки и продолжайте исследования.
— Конечно, мы не бросим заниматься объектом, — Резник тряхнул головой. — Романов не первый ученый, погибший во имя науки, и далеко не последний.
— Ну вот и отлично, я рад, что мы поняли друг друга, — Куров потрепал ректора по плечу и поспешил уйти из института, чтобы сообщить о результатах проверки.
Глава 1
Тяжелый, удушающий запах ладана затуманивал мозг, раздающийся со все сторон шепот, напоминал гул прибоя и вызывал неосознанную панику, а раздавшееся совсем рядом: «Миром Господу помоли-и-мся», — пропевшееся раскатистым сочным басом чуть не довело до кондрашки, заставив содрогнуться всем телом.
Что происходит? Что, вашу мать, происходит? Я только что пытался убежать от проявившего непонятную активность объекта, а сейчас стою... где, черт подери, я стою?! На руку капнуло что-то обжигающее. Опустив глаза, увидел, что держу в руке восковую свечу, и расплавленный воск капает мне на пальцы, обжигая, но, как ни странно приводя в чувства.
«Упокой, Го́споди Бо́же наш, в ве́ре и наде́жди живота́ ве́чнаго преста́влевшуюся рабу Твою, сестру нашу Наталию...», — в груди все сжалось, а горло перехватило готовое вырваться наружу рыдание. Наташа, Наташенька, сестренка, как же так? За что ты забрал эту душу безгрешную?
Стоп. Какая Наташа? У меня нет сестры Наташи. У меня вообще нет родственников, я сирота с позапрошлого года, когда мои родители погибли в автокатастрофе. Что происхо...
— Государь, пора прощаться, — я резко обернулся и уставился на шепчущего мне в ухо парня... мужчину... я не могу понять какой у него возраст, потому что его рожа посыпана какой-то пудрой, а на башке нелепый парик с буклями... Что?! Какой парик с буклями?! Мой взгляд опустился ниже: длинный камзол, белые чулки, панталоны чуть ниже колен с бантами, на ногах туфли тоже с бантами... Меня объект зашвырнул на какую-то реставрацию? В музей? В мой персональный Ад, где главным чертом моя историчка подвизалась, потому что я, как и все уважающие себя физики-математики гордо игнорировал гуманитарные науки, кроме, разумеется иностранного языка, которых я теперь знаю аж целых три, и без знания, которых хрен бы мне по всей морде, а не аспирантура, и совсем не учил историю, полагая, что нам преподают лажу, и что история — это псевдонаука, которую всегда пишут победители, причем так, как им это вздумается? Нет, учил, конечно, но так, спустя рукава на зачет, опять-таки ради аспирантуры, наука требует жертв, что ни говори. — Государь, пора попрощаться. Сейчас вынос тела...
Иван Долгорукий, внезапно пронеслось в мозгу молнией. Друг сердечный Ванька, товарищ по всем проказам, как в детстве, так и в отрочестве...
Я попятился и налетел спиной на попа в ризе, стоящего так близко ко мне... А почему поп стоит так близко? Разве так можно? Они же вроде дистанцируются от прихожан, или нет? Я не знаю, я не так чтобы часто церковь посещал, точнее никогда. Поп тем временем так интенсивно размахивал кадилом, что с него искры летели в разные стороны. А еще он совершенно не ожидал такого вероломного нападения сзади. Развернувшись, чтобы посмотреть на нечестивца, который позволил себе вытворять подобное, он в этот же момент в очередной раз размахнулся кадилом... Блямс! Тяжеленая штуковина эти их кадила, я вам скажу, как только в себя приду. Сведя глаза к переносице, я начал оседать на пол.
— Государю плохо! — раздалось со всех сторон. — Медикуса, живо!
— Государь умирает!
— Ой, люди добрые, что же это творится-от? Не успела Наташенька свет Алексевна преставиться, так и Государь наш Петр Алексеич за сестренкой своей...
Сознания я не потерял, но осознавал, как меня куда-то волокут, так, будто видел сон, словно со стороны, вот только себя я в этом сне не видел, только ряженых в нелепых париках. В лицо ударил холодный воздух, немного приведший меня в чувства. Резануло по глазам ярким светом, особенно ярким после полутемного помещения собора, который тут же выдавил жгучие слезы, застилающие глаза, и заставил зажмуриться. Поэтому я не видел ни куда меня везли, ни на чем. Все происходило на уровне чувств. Меня бережно подняли, уложили на что-то мягкое и закутали в одеяло, или какой-то его аналог. Судя по ощущениям, это был не автомобиль, не было ощущения замкнутого пространства и резких, присущих даже самым дорогим авто запахов. Та штуковина, на которую меня уложили, резко дернулась и покатилась, а конное ржание и немного неровный ход, рывками, не давали простора воображению, оставляя всего одну версию: то, на чем меня везли, тащила за собой лошадь.